Посетитель этот был китаец средних лет, толстый и круглолицый; его лунообразная физиономия так и светилась добродушием, которое обычно считают присущим толстым людям. Звали его И Пын; манеры у него были мягкие, вкрадчивые и такие же слащавые, как его имя. К древней старушонке, семенившей с ним рядом, тяжело опираясь на его руку, он был необычайно внимателен. Когда она спотыкалась от слабости и утомления, он останавливался и ждал, пока она отдохнет и наберется сил. Трижды за время подъема он давал ей по ложечке французского бренди из своей карманной фляги.
Усадив старуху в тенистом уголке двора, И Пын храбро постучал в парадную дверь. Обычно, являясь куда-нибудь по своим делам, он пользовался черным ходом, но опыт и ум подсказывали ему, когда нужно пользоваться парадной дверью.
Горничная индианка, открывшая на его стук, пошла доложить о нем в гостиную, где сидел в окружении своих сыновей безутешный Энрико Солано: он все никак не мог успокоиться после того, как Рикардо привез известие о гибели Леонсии в пещере майя. Горничная вернулась на крыльцо и передала посетителю, что сеньор Солано плохо себя чувствует и никого не принимает. Все это она сказала очень учтиво, хотя перед нею был простой китаец.
— Хм, — произнес И Пын и принялся бахвалиться, чтобы внушить к себе уважение и побудить горничную вторично пойти к хозяину и передать ему записку. — Я ведь не какой-нибудь кули. Я приличный китаец. Я много учился в школе. Я говорю по-испански. Я говорю по-английски. Я пишу по-испански. Я пишу по-английски. Видишь: сейчас я напишу кое-что по-испански сеньору Солано. Ты не умеешь писать и не прочтешь, что я написал. А я написал, что я — И Пын. И живу в Колоне. Пришел сюда, чтобы повидать сеньора Солано. У меня к нему большое дело. Очень важное. Очень секретное. Я написал все это здесь — на бумаге, но ты не можешь этого прочесть.
Однако он не сказал служанке, что его записка заканчивалась словами:
«Сеньорита Солано. Я знаю большой секрет».
Записку эту, по-видимому, получил Алесандро — старший из сыновей Солано, ибо он сразу помчался к двери, опережая горничную.
— Говори, в чем дело! — чуть не крича, накинулся он на толстого китайца. — Что там такое? Рассказывай! Живо!
— Очень хорошее дело. — И Пын не без удовлетворения отметил, как взволнован Алесандро. — Я зарабатываю большие деньги. Я покупаю… — как это называется? — секреты. Я продаю секреты. Очень симпатичное дело.
— Что тебе известно о сеньорите Солано? — крикнул Алесандро, хватая его за плечо.
— Все. Очень важные сведения…
Но Алесандро уже больше не в состоянии был сдерживаться. Он чуть не волоком втащил китайца в дом, прямо в гостиную, где сидел Энрико.
— У него есть вести о Леонсии! — крикнул Алесандро. Где она? — хором воскликнули Энрико и его сыновья.
«Ого!» — мелькнуло в голове И Пына. Такое всеобщее возбуждение хоть и благоприятствовало его затее, однако взволновало даже его самого.
Приняв его размышления за испуг, Энрико поднял руку, приказывая сыновьям умолкнуть, и спокойно обратился к своему гостю с вопросом:
— Где она?
«Ого!» — опять подумал И Пын. Сеньорита, значит, пропала. Это новый секрет. Он может кое-что принести И Пыну — пусть не сейчас, зато со временем. Красивая девушка из такой знатной и богатой семьи пропала неизвестно куда, — в латиноамериканской стране такими сведениями недурно обладать. В один прекрасный день она может выйти замуж: — ходили же такие слухи по Колону! — а впоследствии когда-нибудь может поссориться с мужем или муж с ней, и тогда она или ее муж — не важно кто из них — будет рад, пожалуй, заплатить немалую сумму за этот секрет.
— Эта сеньорита Леонсия, — сказал он, наконец, с хитрой вкрадчивостью, — она не ваша дочь. У нее другие папа и мама.
Горе, в котором пребывал сейчас Энрико, оплакивая гибель Леонсии, было настолько велико, что он даже не вздрогнул, когда китаец сообщил ему давнишнюю семейную тайну.
— Верно, — подтвердил Энрико. — Я удочерил ее ребенком, хотя это и не известно за пределами моей семьи. Странно, что вы это знаете. Но меня не интересует то, что мне и без вас известно. Меня интересует сейчас другое: где она?
И Пын серьезно и сочувственно покачал головой.
— Это совсем другой секрет, — сказал он. — Быть может, я узнаю его тоже. Тогда я продам его вам. А пока у меня есть старый секрет. Вы не знаете, кто были папа и мама сеньориты Леонсии. А я знаю.
Старый Энрико не сумел скрыть интерес, который пробудило в нем столь интригующее сообщение.
— Говори, — приказал он. — Назови имена, докажи, что это действительно так, и я вознагражу тебя.
— Нет, — И Пын отрицательно покачал головой, — так плохо вести дела. Я свои дела веду иначе. Вы мне заплатите — я вам скажу. Мои секреты — хорошие секреты. Я всегда доказываю свои секреты. Вы дадите мне пятьсот песо и оплатите большие расходы на дорогу из Колона в Сан-Антонио и обратно в Колон, а я назову вам имя папы и мамы.
Энрико Солано кивнул в знак согласия и только было собрался приказать Алесандро принести деньги, как вдруг горничная индианка ворвалась, точно ураган, в комнату. Подбежав к Энрико Солано с такой стремительностью, какой никто не мог от нее ожидать, она в слезах заломила руки, бормоча что-то нечленораздельное, но видно было, что не от горя, а от счастья.
— Сеньорита!.. — наконец, произнесла она сдавленным шепотом, кивком головы и взглядом указывая на двор. — Сеньорита!..
Тут все забыли про И Пына и про его секрет. Энрико вместе со своими сыновьями выскочил в боковой дворик и увидел там Леонсию, королеву и обоих Морганов, покрытых с ног до головы пылью и слезавших в эту минуту с верховых мулов, которых, судя по виду, они наняли в верховьях реки Гуалака. А тем временем двое слуг индейцев, позванные на помощь горничной, выпроваживали из асьенды толстого китайца и его дряхлую спутницу.
— Приходите в другой раз, — говорили они, — Сейчас сеньор Солано занят очень важным делом.
— Конечно, я приду в другой раз, — любезно заверил их И Пын, ничем не выдавая своего огорчения и разочарования по поводу того, что сделка была прервана в ту самую минуту, когда деньги были почти в его руках.
Но уходил он с великой неохотой. Здесь было полное раздолье для его деятельности. Самый воздух, казалось, кишел секретами. Он чувствовал себя жнецом, которого изгоняют с земли Ханаанской, не дав снять богатый урожай. Если бы не усердие слуг индейцев, И Пын непременно спрятался бы где-нибудь за углом дома и хоть одним глазком глянул бы на вновь прибывших. Но волей-неволей приходилось повиноваться и уходить; на полпути, чувствуя, как тяжело повисла на нем старуха, он остановился и, чтобы подбодрить свою спутницу, влил ей в рот двойную порцию бренди.
Энрико снял Леонсию с мула прежде, чем она успела спрыгнуть сама, — так не терпелось ему поскорее прижать ее к сердцу. Несколько минут слышались лишь шумные приветствия: это братья Леонсии, обступив девушку со всех сторон, бурно выражали ей свою радость и любовь. Немного успокоившись, они увидели, что Френсис уже помог другой женщине сойти с мула и теперь стоит с ней рядом, держа ее руку в своей и ожидая, пока на них обратят внимание.
— Это моя жена, — представил Френсис незнакомку. — Я отправился в Кордильеры за сокровищем и вот что нашел. Видали вы когда-нибудь человека, которому бы так везло?
— Но и она пожертвовала огромным сокровищем, — храбро пробормотала Леонсия.
— Она была королевой в маленьком королевстве, — пояснил Френсис, бросив на Леонсию благодарный и восхищенный взгляд.
И та поспешила объяснить:
— Она спасла всем нам жизнь и пожертвовала своим маленьким королевством.
И Леонсия в порыве великодушия обняла королеву за талию и, оторвав ее от Френсиса, повела в асьенду.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В великолепном средневековом испанском костюме, сшитом с учетом вкусов Нового Света, — такие костюмы и по сей день можно видеть на знатных плантаторах Панамы, — Торрес ехал по дороге вдоль берега, направляясь к дому Солано. Рядом с ним упругими прыжками — видно было, что при необходимости он может обогнать лучшего из коней Торреса, — мчался тот самый огромный белый пес, что плыл с ним по подземной реке. Торрес как раз сворачивал на дорогу, вившуюся вверх к асьенде Солано, когда ему повстречался И Пын, — китаец остановился на перекрестке, чтобы дать немного передохнуть своей дряхлой спутнице. Однако Торрес обратил на эту странную пару не больше внимания, чем на дорожную грязь. Маска чванливой важности, которую он надел на себя вместе с роскошным костюмом, не позволяла ему проявлять к ним интерес, и он лишь скользнул по их лицам отсутствующим взглядом.